Хорошо помню тот день. Мне только исполнилось десять лет, и мы с родителями поехали в Феодосию к моей двоюродной бабушке.
Я стучусь в зеленую входную дверь, заглядываю во двор сквозь маленькие щели в ней.
- Кто там? – отзывается робкий детский голосок.
Мне нечего сказать, я молчу в ответ.
- Родителей нет дома, приходите позже, – говорит девочка, не открывая калитки.
- Вот стучать зачем надо было? – вычитывает меня мама. – И чтобы ты сказала, если бы открыли?
Немного стыдно. Мы с двоюродными братьями и сестрами фотографируемся на фоне дома.
В этом доме до депортации 1944 года жила большая семья моей бабушки. Когда мне было пять, я любила залезть к ней под одеяло и слушать истории о том, как они с детьми бегали по извилистым улочкам Феодосии. Как мать ругала их, когда они тайком в мае ходили купаться в море. Как бабушка в первый раз увидела большой самолет. Как прадедушка, у которого была своя цирюльня, каждый день после работы раздавал своим и соседским детям сладости.
Я столько раз рассказывала о крымских татар своим однокурсникам, случайным попутчикам в поездах, коллегам. У меня в запасе с десяток историй, пересказанных бабушками и дедушками, горы перечитанных книг о Крымском ханстве и довоенном Крыме. И один вопрос, на который я долго искала ответ– как этому маленькому народу, несмотря на все исторические перипетии, удалось выжить?
Краевед Феоктист Хартахай поставил точку в истории моего народа еще в середине 19 века в статье «Историческая судьба крымских татар». Материал был опубликован вскоре после массовой эмиграции после Крымской войны. Меньше чем за десять лет, Крым только по официальным данным покинули более 180 000 крымских татар. Процесс эмиграции продолжался и в следующие полвека – к 1920 году татары составляли только около 20% населения полуострова.
Потом была война за независимость. Весной 1917 году первый Курултай (съезд) крымскотатарского народа провозгласил курс на создание независимого многонационального Крыма. «Наша задача – создание такого государства как Швейцария, – говорил один из самых авторитетных лидеров крымскотатарского народа Номан Челебиджихан.
Вскоре после этого Челебиджихана расстреляли большевики, а его тело было выброшено в Черное море. Ему мы обязаны своим гимном – Челебиджихан написал слова и музыку к песне «Ант Эткенмен» (Дал клятву). В ней есть следующие слова:
Я поклялся, я дал слово за народ свой умереть!
Что мне смерть, коль не сумею его слезы утереть
Когда татар депортировали из Крыма, моей бабушке только исполнилось 18 лет. Барак без окон и дверей на Урале, переезд в Узбекистан, возвращение родственников с фронта, которые искали свои семьи по городам и селам, коммендатский час. Неудавшаяся попытка купить дом в Крыму и прописаться – в один из зимних дней пришли люди из сельсовета, погрузили все вещи семьи в грузовик и отвезли на станцию Вадим – за пределы полуострова. Каждое лето она приезжала в родную Феодосию, в честь которой ее назвали родители – Кафие (Кафа – старое крымскотатарское название города).
Моя семья, как и тысячи крымскотатарских семей, вернулась в Крым в 1989 году. Родители отказались от своих должностей, нового дома, стабильности в обмен на возможность жить на родине своих дедов. Нам было очень сложно первые годы после возвращения в Крым. Отца не хотели брать на работу, матери с экономическим образованием пришлось мыть полы в керченском аэропорту.
Когда мне было лет 16, я вдруг перестала понимать их. Бросить все – оплачиваемую работу, жилье, знакомства и вернуться на историческую родину без кола и двора. Я хорошо знаю своих родителей – они несклонные к авантюре люди. Когда я осторожно задала матери вопрос о том, что же ими двигало, она не задумываясь ответила – бабушка очень хотела вернуться да и мы не чувствовали себя на своем месте.
«Ничего уже не осталось, все разрушено», – заканчивала все истории о довоенном Крыме и своем детстве моя бабушка. Крымские татары действительно вернулись на другой полуостров – сады заросли, многие села были просто разрушены или переименованы, мечетей не осталось, исчезли сотни рукописных книг из библиотек Ханского дворца. На месте цирюльни моего прадеда теперь продуктовый магазин. Туристы, которые приезжают в Крым, могут сложить впечатление о нашей культуре, только по сохранившемуся Бахчисарайскому дворцу.
Наши простые люди, мои земляки, несмотря на все лишения, сохранили, сберегли, что осталось. Благодаря им у нас есть свой музыкальный театр, мастерские художников, музыкальные ансамбли. Благодаря им восстанавливаются по крупицам традиции, заброшенные мечети, которые до недавнего времени использовались в качестве складов, а в лучшем случае библиотек.
Нам помогла выжить именно эта беспамятная любовь к родной земле. Спросите у любого крымского татарина, где бы он не жил,не работал – родиной для него всегда остается Крым. Мои друзья –крымские татары учатся в разных городах Украины и мира, но практически все они мечтают вернуться домой в старости.
То, что сейчас происходит в Крыму, ранит нас в самое сердце. В нем еще не до конца зажили раны депортации и унижения, которое мы испытали тогда. Помнят не только наши бабушки – эта боль передается из поколения в поколение. Каждый день я успокаиваю по телефону мою плачущую маму. «Кто нас сможет защитить в случае чего», – спрашивает она меня. Я не знаю, что ей ответить.
Неужели у нас опять хотят забрать родину?»,-  говорит мой друг-крымский татарин. Ему 28 лет, живет он в Киеве и работает в престижной компании. Сказал, что уволится и поедет домой, на родину – защищать и помогать, если что-то случится. Три месяца он стоял на Майдане, дежурил на баррикадах, помогал всем, чем можно.
«Мы обязательно отстоим», – говорит он. – Ты не переживай. Мы же смогли пережить депортацию, вернуться. Сможем и в этот раз».